Сергей Лифанов - Те Места, Где Королевская Охота[Книга 1]
За той дверью, возле которой они остановились, Хастера быть никак не могло. Потому что поручик вставил в замок ключ, повернул его два раза и, открыв, замер на пороге ожидая.
Наора вошла. Комната была больше, чем ее «апартаменты» в «Ежике», и первой ее мыслью было опять же: «У Хастера, наверное, тоже такая»…
В таких номерах Наоре жить не доводилось: сразу было видно, что это приличная гостиница для приличных людей. Освещенная широким окном комната была обставлена скорее как гостиная; кровать стояла в довольно просторном алькове, отделенном тюлевой занавеской.
Наора сбросила ротонду в кресло и подошла к окну. За окном был бульвар и река. За рекой поднимались башни Императорского Дворца и, вдали, виден был купол Пантеона.
Поручик так и остался стоять в дверях. Наора не стала его приглашать. Вот еще! Опять возомнит что–нибудь не то. Она обернулась и произнесла тоном Прекрасной Герцогини:
— Благодарю вас, поручик. Вы можете быть свободны.
Поручик понял. Он поднял сумку, вынул оттуда казакин:
— Это ваше, сударыня.
При этом он старался не смотреть на Наору, и та отвечала ему тем же.
— Благодарю, — Наора взяла казакин и положила его на кресло поверх ротонды.
— Имею честь откланяться, — сказал поручик.
Наора кивнула, щелкнули каблуки, но дверь не закрылась. Выждав несколько секунд и быстро надев на лицо маску «Прекрасная Герцогиня сердится», Наора резко подняла голову и обожгла непонятливого поручика холодным взглядом:
— В чем дело, поручик?
— Простите, сударыня, — сказал тот, прикрываясь своими ресницами и розовея. — Прошу вас извинить мою неподобающую дерзость. Смею вас заверить…
— Вы свободны, поручик! — перебила его маска Прекрасной Герцогини. — До свиданья. — И Наора отвернулась окончательно.
За ее спиной щелкнули каблуки, скрипнула дверь и донеслись приглушенные удаляющиеся шаги.
Наора подождала, пока они удаляться и совсем стихнут, и засмеялась.
И смеялась она вовсе не над незадачливым поручиком. Он был только причиной ее смеха, поводом. Она смеялась, потому что все кончилось. Все! Вот она одна и может идти куда захочет. Может пойти погулять, может не пойти — и никто не остановит ее, не скажет «вам не следует ходить сюда, сударыня», не глянет исподлобья тяжелым взглядом…
Смеяться она перестала так же резко, как и начала. Маленькая, облегчительная истерика кончилась. Стало действительно легче, словно поплакала. Теперь можно было начинать что–то делать.
Раскладывая по ящикам необходимые вещички, раскрывая дверцы шкафа, деятельно заглядывая в уголки, словом, обживаясь на новом месте, Наора думала, что делать дальше. Собственно, ей было ясно что. Надо было написать письмо… нет, короткую записку Хастеру: мол, я в Столице, и если вы желаете, то можете найти меня… Снова нет. Нельзя ему называть адрес. Это нескромно. А то подумает, как этот симпатичный поручик… Надо назначить ему встречу. Да!.. Но где? Она ведь не знает Столицы… Значит, надо сначала выйти и поискать — чтобы это было где–нибудь рядом, но не очень близко…
Приняв это решение, Наора уже стала надевать казакин, но замерла. Нет, это тоже как–то… Назначают свидание кавалеры дамам, а если наоборот, то это и называется иначе… Мало ли, что это уже было между ними! Это у нее, у Наоры это было с ним и осталось _ а у него? Может быть, прав Рет — Ратус, и таких наор у него двенадцать на дюжину… Нет, надо сначала убедиться!
Недоодетый казакин сполз с плеча на пол, и Наора опустилась в кресло.
Что же делать?
И тут на нее нашло озарение: она знала, как надо поступить!
Наора бросилась к стоящему в углу небольшому бюро, на котором кто–то заботливый оставил письменный прибор, полдести писчей бумаги и даже дюжину конвертов, по дороге чуть не споткнулась о казакин, села, опробовала перо и начала писать.
Так сразу письмо ей не далось. Прежде она испортила четыре листа и порядочно изгрызла кончик пера. В результате получился следующий короткий текст:
«Хастер!
С недавнего времени я нахожусь в Столице, где, видимо, пробуду еще некоторое время. Если ты еще хочешь встретиться со мной, то можешь оставить записку у портье твоей гостиницы. Я непременно загляну туда, когда буду рядом, и назначу место и время встречи в зависимости от обстоятельств.
Наора.»
Наора перечитала текст несколько раз, вычеркнула слово «еще» и решила: да, именно то что нужно — достаточно сдержано, прилично, хотя и холодновато, конечно… Но иначе нельзя. Она не будет навязываться. Мало ли чего ей хочется! Надо соблюдать приличия… Она вздохнула. Придется, конечно, потерпеть. Как минимум до завтра. Но ведь она может и подождать, постоять возле Политехнической школы и посмотреть, как он поведет себя. Вот тогда все станет ясно!.. Когда у них кончаются занятия? Ах, ничего–то она не знает!.. Но сейчас еще рано, наверняка рано. Она успеет…
Наора переписала еще раз набело, с чувством проутюжила листок пресс–папье, вложила письмо в конверт, запечатала его, надписала: «Тенедосу Хастеру, Политехническая школа», почистила перо, поставила его и, убедившись, что чернила высохли, пошла одеваться. Посылать письмо по почте она не собиралась. Ждать еще сутки в неведении у нее просто не хватило бы сил! А отнести его самой и отдать служителю — это и прилично, и быстро. Мало ли по какой причине она оказалась здесь? Проходила мимо, случайно.
Она положила конверт в сумочку, глянула в зеркало, вышла в коридор, закрыла дверь на ключ и медленно пошла по коридору, все–таки надеясь, что сейчас откроется одна из дверей и… — этого не случилось. Она спустилась в холл, и, отдавая ключ, замешкалась.
— Вам что–нибудь угодно, сударыня? — предупредительно привстал портье, заметив ее заминку.
Больше всего ей хотелось спросить, в каком номере проживает господин Тенедос и дома ли он, но она с обаятельно–смущенной улыбкой поинтересовалась, не подскажет ли любезный портье, где находится Политехническая школа? Портье был рад услужить столь милой провинциалке и объяснил все очень подробно.
— Это совсем близко, всего в нескольких кварталах. Сейчас вы выйдете на бульвар, свернете налево, и по первой же улице пройдете до храма с колокольней и курантами, а сразу за ним, но по другую сторону улицы, будет старинный дом с колоннами. Это Школа и есть.
Наора поблагодарила и вышла на бульвар. Несколько минут она стояла у входа, наслаждаясь нахлынувшей свободой и глядя на раскинувшееся перед ней шумное торжище, но почтительный швейцар спросил, не подозвать ли извозчика, и она, отрицательно качнув головой, пошла, следуя указаниям портье.
Улица, по которой она шла, у самого бульвара была узкой, но далее понемногу расширялась и у самого храма с колокольней и курантами сливалась с еще одной; напротив большого дома с колоннами она становилась настолько широкой, что здесь без труда могли разъехаться три кареты.
Перепутать Политехническую школу с чем–то другим было невозможно: на ступенях дома с колоннами сидел, пригорюнясь, скорбный похмельем студент. Наора поспешила прошмыгнуть мимо, но несчастный даже не заметил ее существования.
Она вошла в пустынный вестибюль и огляделась: должен же здесь быть швейцар или какой–нибудь служитель.
— Что угодно барышне? — услышала Наора и быстро обернулась.
Привратницкая оказалась позади нее, у самого входа; пожилой служитель сидел боком к ней за столом и что–то, кажется, шил; на шаги в вестибюле он оглянулся сразу, но не окликнул Наору — просто с любопытством разглядывал неведомую посетительницу. Теперь они разглядывали друг друга оба. Привратник был невысокий сутуловатый старик с седой бородой. Немного грузноватый, но не полный. Одет он был в простой сюртук, поверх которого на нем была надета длинная теплая безрукавка мехом внутрь, больше смахивающая на доху с просто отрезанными рукавами и без воротника; шею под бородой обматывал длинный шарф, забавно свисающий одним концом на спину, вторым вперед. На голове старика была надета круглая профессорская шапочка, да и сам он был чем–то похож на отставного профессора. Тем более что половина его малюсенькой комнатки была завалена старыми, сильно потрепанными и тоже явно отставными фолиантами, один из которых лежал раскрытым перед ним на столе.
— Что угодно барышне? — повторил старик, и Наора встрепенулась и ответила несмелой улыбкой:
— Я бы хотела передать письмо одному из студентов, господину Тенедосу Хастеру.
— А, как же, знаю такого, — ответил служитель, и аккуратно положив на стол большую иглу, от которой к раскрытой книге тянулась толстая нить, поднялся: легко так поднялся, хотя на вид ему было больше шестидесяти. — Прошу?
Старик протянул руку, и Наора поспешила достать из сумочки конверт, заодно нашарила в кошельке мелкую монету.
